Княжья доля - Страница 75

– А по-моему, все элементарно, – не согласился Минька. – Придумал новые четкие эталоны, разослал повсюду образцы и повелел своим княжеским указом, чтобы впредь пользовались при покупках и продажах только ими. Вот и все. Чего тут мудрить-то?

– Об этом мы поговорим попозже, – не стал продолжать дискуссию Константин. – Пока же надо ориентироваться на то, что уже имеется. Итак, про пядь я рассказал. Добавлю только, что это была малая, а есть еще и большая, когда используется расстояние между концами вытянутого большого и среднего пальцев. Или мизинца.

– Так какого все-таки пальца? – не понял Славка.

– А ты растопырь ладошку и попробуй замерить, – предложил Константин. – На самом деле разницы практически нет.

– Ну да, – недоверчиво хмыкнул Славка и тут же ударился в практику замеров на собственных руках. Уже через пару минут, убедившись в чужой правоте, он сконфуженно засопел и заявил мрачно: – А все равно это неправильно. Надо либо одним, либо другим, а так анархия какая-то получается.

– Не спорю, – тактично согласился Константин. – Но с такими продолжительными комментариями мы и до завтрашнего вечера не закончим.

Славка тут же зажал себе обеими руками рот и клятвенно пообещал:

– Все-все. Молчу как рыба об лед.

Константин с подозрением покосился на него и продолжил:

– Что касается последней пяди, то она равна малой плюс два или три сустава указательного пальца.

– Так два или три? – недоуменно переспросил Минька, обета молчания, в отличие от Славки, не дававший.

– Когда как, – пожал плечами Константин. – Как с продавцом договоришься.

– А если их в сантиметры перевести, чтоб попроще было? – не унимался Минька.

– Малая пядь составляла примерно девятнадцать сантиметров, – покорно удовлетворил Минькино любопытство Константин. – Большая где-то на двадцать два или двадцать три потянет, а пядь с кувырком колеблется от двадцати семи до тридцати трех. От них отталкивались остальные меры длины. Например, локоть был равен двум пядям, а четыре локтя – это уже сажень. Они тоже разные. Есть простая. В ней где-то сто семьдесят пять – сто семьдесят шесть сантиметров. А еще есть маховая. В той больше двух метров.

– А можно про все остальное завтра? – попросил Славка. – Ей-богу, в голове не укладывается. Всё забуду.

– И правильно сделаешь, – проворчал Минька. – Тут не запоминать, а менять все надо.

– Об этом мы уже говорили, – согласно кивнул Константин. – А отец Николай тебе поможет. Я полагаю, что это дело тебе, отче, по душе придется. Ни с оружием новым, ни с убийствами оно тоже никак не связано.

– Это – нет. А ваше занятие?

– Ты предлагаешь никому не касаться ничего нового? – прищурился Константин. – С одной стороны, я тебя понимаю. Наворочаем делов, а потом в кусты, в смысле назад в свой век. Тем более что ничего уже исправить будет нельзя. Как сказал посланец Космоса – это у них последняя попытка.

– Вот-вот, – вздохнул отец Николай. – Но ведь она не только у них последняя. У нас-то тоже.

– И в чем же она, на ваш взгляд, отче?

– Людьми остаться. И не просто остаться, а еще и из других людей человеков сделать. Пусть не из них самих, но хотя бы из детей и внуков ныне живущих. Вот потому я и предлагаю не касаться ничего из того, что связано с новым оружием. Ну, сами посудите – это же явно неверный путь, который приведет все человечество к гибели даже раньше, чем оно само пришло бы к ней. Может статься, уже в восемнадцатом веке все кончится ядерной катастрофой, а то и чем похуже.

– Куда уж хуже, – хмыкнул Константин, но перебивать не стал. Решил дать выговориться до конца. Зато вместо него это сделал распетушившийся не на шутку Минька:

– Кажись, я врубился. Догнал я тебя, святой отец. Ты хочешь, чтобы мы сидели сложа руки и молчали в ожидании, пока татары не придут. А как ты людям в глаза смотреть будешь, когда их при тебе убивать начнут, резать, грабить, насиловать?! Или к Мамаю на поклон пойдешь?!

– К Батыю, – поправил Константин.

– Да не все ли равно? Хоть к Наполеону! Думаешь, он тебя послушается? А нам всем надо дружно подставить правую щеку, когда слева по челюсти съездят.

– Левую, – вновь внес негромким голосом Константин свою правку и, заметив озадаченное лицо Миньки, пояснил: – В Библии бьют по правой, после чего рекомендуют подставить левую.

– Да какая к хренам разница! – разбушевался не на шутку Минька. – Главное, что у всех морды в крови, а враг доволен, гад. У него войска сколько будет? – обратился он к Константину.

– На Калке – не знаю, зато потом Батый приведет тысяч сто-двести конницы. Это по моим самым скромным прикидкам. И каждый запасную лошадку имеет.

– Во, – Минька торжествующе и чуть ли не с радостью поднял указующий в потолок палец. – Четыреста тысяч одних лошадей. А у нас?

– У Кости, как я понял из нашего вчерашнего разговора, всего несколько сотен. У остальных, скорее всего, примерно по столько же, – вступил в разговор молчавший до сих пор Славка. – Так что даже если и смогут объединиться все князья в кучу, то самое большое двадцать-тридцать тысяч наберут. К тому же, насколько я помню историю, Рязани так никто и не помог. Да и остальные тоже все больше в одиночку гибли.

– Правильно говоришь, – кивнул одобрительно Костя. – Правда, к этому количеству можно сотню тысяч ополченцев еще приплюсовать.

– Это как в Великую Отечественную, – хмыкнул иронически Славка. – Необученную толпу бросить против профессионалов. Пушечное мясо, оно и есть пушечное мясо. Так тогда мы хоть количеством задавить могли, а сейчас и этого преимущества не будет.